Господи, не попусти!) Любава сидитГосподи, не попусти!) Любава сидит пригорбясь, уронив руки в колени тафтяного саяна своего. - Не обижает свекровь? - возможно бодрее прошает Иван. Сестра отмотнула головою, словно муху отогнала, и молчит. И мать временем примакивает концом платка редкие слезинки. <Да не плачьте вы, не хороните меня прежде времени!> - хочется крикнуть Ивану. Но после прежней грубости своей и материных слез не решается остудить их в этот последний вечер (заутра выступать!). И он молчит тоже. <Тихий ангел пролетел>, - скажут про такое в последующие времена. Наконец мать молча подходит к божнице и становится на молитву. Опускаются на колени все трое. Сейчас как нельзя более уместны древние святые слова. И потом молчаливый ужин. И мать, скрепясь и осуровев лицом, будет спрашивать (при Гавриле, которого пригласили к господскому столу, недостойны слезы и вздохи) о справе, о сряде, о припасах, о том, добро ли кован конь, о всем, о чем Иван подумал и что изготовил уже загодя, задолго до нынешнего вечера... И будет ночь. Короткая, в полудреме, и лишь под утро он заснет, и мать будет его побуживать, приговаривая: <Пора, Ванюшенька, пора!> И он наконец разомкнет вежды, вскочит, на ходу натягивая сряду, слыша, как по всей Москве и Замоскворечью вызванивают колокола. Так, под высокий колокольный звон, и прощались уже во дворе, - и Любава вдруг, ослабнув и ослепнув в потоке хлынувших слез, кидается ему на шею. <Ванята! - кричит, мокро целует его. - Ванята!> |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
