Ивана Мороза понял, глянул сумрачно наИвана Мороза понял, глянул сумрачно на боярина: не я ли, - глазами отмолвил, - мордовскую землю громил? Отверг. Дернулся было сказать: <Ратитьце надоть!> И смолчал. Огромность сказанного Кошкою подавила. Ну, два-три тумена куда ни шло, а тут - эко! Вся Мамаева орда! - Хлеба, баешь, не сеяли? - вопросил. Кошка кивнул головою, повторил: - Не сеяли хлеба! Все Ордою мыслят Владимирскую Русь зорить! Мамай по всему Крыму да по горам ясским воинов емлет и жидов и фрягов с собою ведет! Евонный хан воспротивел было: не время, мол, да и татары ти фрягов не больно жалуют за то, что фряги ихних детей и женок в неволю продают, дак потому... А Мамай озлилсе и хана снял! Теперь ему, коли нас не одолеть, дак и престола лишить придет! Лица острожели. Четверо бояринов тяжело молчат, ожидая, что скажет князь. И Дмитрий чует огромность беды и меру ответственности своей, и медлит, и наливается медленно кровью и обидою: неужто он трус? Неужто теперь, когда подкатило главное, ему отступить? И отступил бы! Но оружные рати, но слава побед! Но одоленье татар на Воже! Что ж ему, великому князю владимирскому, опять поганому половцу в ноги челом? Да и какой Мамай хан?! Не Чингизид вовсе! И всё чего-то не хватало для властного гнева, для обиды великой, истинной, для того, чтобы противу орды Мамаевой двинуть всю русскую землю... <Господи! Повиждь и укрепи мя разумением своим!> Он глядит на сподвижников - сурово гдядит. Он еще не ведает, что решит земля, что скажет |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
