Кажется, есть. Маленькую, в ладонь,Кажется, есть. Маленькую, в ладонь, греческую рукопись <Омировых деяний> сразу засунул в торбу. Туда же последовали <Ареопагит> и святыня, которую никак нельзя было оставить Митяю: собственноручный владыкою переведенный с греческого еще в Цареграде и им же самим переписанный текст <Четвероевангелия>, по счастью оказавшийся нынче в келье Леонтия. Он в задумчивости разглядывал иные книги, одни отлагая, иные пряча к тем, что уже были в дорожной торбе: <Лавсаик>, Михаил Пселл, послания Григория Паламы, Синаит (никаких трудов исихастов Митяю оставлять не следовало). С сожалением, взвесив на руке и понявши, что уже будет не в подъем, отложил он Студитский устав и лицевую Псалтирь, расписанную Никитой Рублевым. Скупо улыбнувшись, припомнил, как Никитин малый отрок, высовывая язык, трудится рядом с отцом, выводя на кусочке александрийской бумаги диковинный цветок с человеческой головой, а Никита, поглядывая, ерошит светлые волосенки на голове отрока, прошая добрым голосом: <Цегой-то у тя тут сотворено?> Покачал головою, взвесил еще раз псалтирь на руке и с сожалением поставил на полицу. О Митяе он не думал вовсе и даже удивился несколько, когда в дверь просунулся сердито надувшийся княжой ратник, за спиною коего маячила рожа прежнего придверника, нарочито грубо потребовав, чтобы <секлетарь> тотчас шел к батьке Михаилу. (Поперхнулся страж, хотел было произнести <владыке>, да, встретив прямой, строгий, немигающий взгляд |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
