Коккин, нынче тем паче, не захотел бы

Коккин, нынче тем паче, не захотел бы отступить от правил греческой патриархии! - Правила греческой патриархии нынче покупаются русским серебром! - возразил Леонтий. - Серебро дает князь! И - увы! - Дмитрий, мню, восхощет узреть на моем месте скорее Митяя, чем кого иного! - Князь Дмитрий - твой воспитанник, отче! - с легким упреком возразил Леонтий. - Да... Он добр к боярам, ко всем... - Кроме Ивана Васильича Вельяминова? - уточнил Леонтий. - Не ведаю! Ничего не ведаю, Леонтий! - Алексий потряс головою, и вновь все сущее поплыло перед ним. Он засуетился, задергал перстами, справляясь с подступившею слабостью, глубоко задышал и, наконец утвердясь в кресле (кружение медленно замирало, возвращая сущее на свои места), вопросил: - Как ты полагаешь, Леонтий, ежели я пошлю Ивану Вельяминову грамоту и попытаюсь уговорить Дмитрия отложить гнев, он придет? Леонтий нахмурил чело еще более. - Того не ведаю! - возразил. - Но сих слов я и сам ждал от тебя, владыко! - Давай напишем! - с торопливою, несколько лихорадочною радостью подхватил Алексий. - Напишем сейчас, тотчас! Пиши! <Заблудший сыне мой...> Нет, попросту: <Сыне мой!> Ведь он страдает? Он должен страдать, потерявши родину! Быть может: <Страдающий сыне мой! Отец твой духовный, Алексий, пишет тебе...> Нет, лучше: <Зовет тебя покаяти и отложить гнев...> Нет, не гнев, обиду... Алексий то замолкал, то начинал быстро диктовать, и тогда Леонтий едва успевал исписывать вощаницы. Над

Сайт управляется системой uCoz