Коней, гнали их, не позволяя остановиться,Коней, гнали их, не позволяя остановиться, до самой Оки и лишь на том берегу, обложивши на прощанье крепкой бранью, оставили одних. В том же Любутске, всхлипывая и утирая злые слезы (тут только удалось кое-как поправить ему свой караван, раздобыть седла, частично переменить прежних кляч на возвращенных ему, хотя и загнанных и обезноженных киевских коней), Киприан писал на достанном с трудом великим листе самаркандской бумаги второе послание обманувшим его (как он в тот миг полагал) игуменам Сергию и Федору Симоновскому: <Киприан, милостью Божией митрополит всея Руси? (Да, да! Именно так! Избитый и в лычных оборах, но владыка всея Руси! Ты, Господи, веси!) Не утаилося от вас и от всего рода християнского, елико створилося надо мною, еже створилося ни над единым святителем от начала Русской земли! Я Божьим изволением и избранием всего святого собора и патриарха вселенского поставлен есмь митрополитом на всю Русскую землю! И нынче поехал есмь со всем чистосердечием и доброхотением ко князю великому! И он, князь, послы разослал и заставы разоставил, аще же и смерти предать нас немилостивно тех научи! Аз же иным путем пройдох, на свое чистосердечие надеяся и на свою любовь, еже имел есмь ко князю великому, к его княгине и к его детям! (Киприан всхлипнул, обтерев платом лицо и нос - с сиденья в сыром погребе его бил кашель.) Он же пристави надо мною мучителя, проклятого Никифора. И какое зло токмо не содеяли надо мною! Хулы, и надругания, |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
