Строение. В душе надея была, хоть иСтроение. В душе надея была, хоть и уступил землю, что вдова с сыном не одюжат, придут с поклоном, и хоть тут он сумеет себе кусок понравившейся соседской земли вырвать! Нет! Рубят! Мужиков назвал, да не простых, послужильцы, вишь, кажный при сабле, и не поспоришь с има! Вздыхая и почесывая в затылке, уходит к себе. В сердцах громко хлопает дверью. Стучат топоры, а в хоромах Любава заводит высоким голосом обрядовый плач, девки вторят ей: Охо-хонюшки! Как в севодняшной божий день, Да во теперешной святой час, Да из перевалушки темныя, Да не из тучи-то грозныя, Да ишче не громы те грянули, Да как мои-то ведь корминицы, Да по рукам-то ударили! Моя родимая матушка, Да пожалей меня, мамушка, Да старопрежней-то жалостью! Как ростила да холила Ты свое-то чадо милое! Отдаешь меня, мамушка, Ты чужому чуженину! Я пойду-то на буевце, Упаду ничью на землю! Ты откройсе, гробова доска, Отмахнись, покрывалушко, Ты родимой мой татушко, Ты восстань на резвы ноги, Пожалей чадо милое, Ты свою-то кровинушку! Как твое-то чадо милое, Отдают чужу чуженину, Увезут в дальню сторону! - Ну, завели девки! - крутит головою Семен, яро врубаясь в брызжущий желтыми, точно масло, щепками сосновый ствол. - Теперя им на неделю вытья! Стучат топоры. Причитает Любава, девки подголашивают ей, и первые глядельщики останавливают у ворот: - Гляди-ко! У Федоровых свадьба! Дочерь никак отдают! ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Спокойно умереть Алексию так и не дали. Теряющий силы старый |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
