Уже! Митяй стоял, склоня голову. КровьУже! Митяй стоял, склоня голову. Кровь ходила толчками, и сам чуял, как у него багрово заливает лицо и пот росинками выступает на висках. - Посему! Должен принять постриг! И делаю тебя архимандритом Святого Спаса! <Княжого монастыря столичного. Под боком, за палатами князя вплоть. Тут воля Дмитрия, и сам владыка Алексий не скажет противу...> - все это проворачивалось в мозгу Митяя, рождая вожделение и страх: Алексий еще не умер, и когда еще умрет этот бессмертный сухой старец с ясною не по-старчески головой. И на миг до того стало жаль расставаться со своим званием бельца! Хоть и давно уже овдовел коломенский поп, забыл, как и жили с женой, хоть и не страдал похотными позывами, разве чревоугодием грешил излиха, а все же в черное духовенство, в монашество, отсекающее все плотское, земное, единожды и навек... Не хотелось! Так не похотелось вдруг! Словно и грядущая власть, и заступа княжая стали не сладки! Но престол духовного главы Руси Великой! Но слава, но почет! Но воля княжая, отступить которой значило потерять все... И поднял чело Митяй, в поту, как в росе, и жарко стало ему под облачением, и вес драгого тяжелого креста наперсного почуял вдруг и вес тяжелого перстня с печатью. - Так, княже! - сказал, повторил, охрипнувши враз. И очи возвел, и вопросил с просквозившею последней робостью: - Должон благословити мя и сам владыка? И князь охмурел ликом, и сурово и грубо стало рубленое, крупноносое лицо, и, упрямо набычась, отверг, единым словом |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
