Валится на постель. Дуня обнимает егоВалится на постель. Дуня обнимает его за шею и тоже плачет, взахлеб, горько, вздрагивая, словно хоронят они, провожают на казнь первого друга своего. Наплакавшись, прошает тихонько: - Пойдешь? Он бешено крутит головой, сцепив зубы, отвечает в подушку: <Нет, не могу!> Вдруг набрасывается на нее, она отвечает молча, закрывши глаза, понимая, что не в любви тут дело, не удивилась бы, начни князь ее кусать или бить... Так проходит ночь. Наступает утро тридцатого августа, и изменить уже ничего нельзя. Над Москвою плывет высокий колокольный звон. Сегодня - казнь! Накануне Иван позвал какого ни на есть боярина. Пришел все тот же исстрадавшийся Федор Кошка. - Не ты меня предал? - спросил Иван задумчиво, просто и буднично, словно прислушиваясь к чему. - Мыслил, Акинфичи на меня! Ан и Кобылины тоже? - Спросил и махнул рукою: - А! Теперь неважно сие! О другом хочу попросить: передай великому князю... Чтобы не топором... Скажи так: чести меня не лишай! Пущай мечом, как воин, как муж, потят буду! Слова эти, последние, были переданы великому князю. И князь обещал. И исполнил обещание свое. - И еще одно, - говорит, потупясь, Иван. - Грамотку вот приготовил, сыну, Федору... Хошь, прочти! Тайностев нету никаких! Прошу сына за меня не мстить... Пущай Господь! Передашь? - Передам! - отвечает, супясь, Кошка и не глядит, не может поднять глаз. ................................... Кучково поле все до края заполнено народом. Пришла, почитай, вся Москва. Ивана |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
