Высунулась из зыбки. - Ого! Смотрю,Высунулась из зыбки. - Ого! Смотрю, даром времени не терял! Тоже парень? - Не, девка! Надобно было помощницу матке! А там и нового парня сотворим! Мотя, заалев еще больше, лукаво-укоризненно глянула на мужа. Лутоня почти не раздался в плечах, но заметно заматерел. Уже не выглядел тем хворым, точно тростиночка, высоким отроком. Тонкие долгие <литовские> усы и негустая круглая светлая бородка не делали его старше, но в твердой ухватке рук, в том, как брал нож, резал хлеб, виделись навычность к труду и талан ко всякой ручной снасти. Напомнилось, впрочем, что Лутоня был рукоделен всегда. Полица полнилась резною, точеною и каповой посудой, в углу громоздились новые копылы, из запечья выглядывали любопытные ягнята. По разнообразию снасти, развешанной и разоставленной в избе, по хорошим большим кадям, по поставцу, не без изящества выкрашенному красною вапою, с наведенными на дверцах Егорием и ершистым, словно перекрученное вервие, змеем, по чистому, с вышитой птицей-павой рушнику на спице близ медного рукомоя, по уюту и теплу чисто выпаханной избы видно было, что брат не бедствует отнюдь. - Помнишь нашего быка, значит? - вопросил Лутоня, и медленная улыбка воспоминания тронула губы брата. - Единая мне от родителя остатняя память была! Били, дак слезами плакали... Словно родного! А уж не на цепи же держать! Он и хлева начинал ворочать, как в задор взойдет. А сильный! Забили, уж и ноги, и голову отрубили ему, а бок-от вот так, вот так и сдымает! |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
